Невинные рассказы - Страница 26


К оглавлению

26

– Я думаю на будущий год молотилку выписать! – говорит КондратийТрифоныч, а сам в то же время думает: "Кукиш с маслом! на какие-то деньгиты выпишешь!"

– Это полезно, – отвечает батюшка, – и крестьяне от вас позанятьсямогут.

– Я и сеноворошилку куплю, – упорствует Кондратий Трифоныч, – да вотеще сеялка такая есть…

– Сс… – произносит батюшка.

Молчат. Выпили по другой.

– У меня имение хорошее! – говорит Кондратий Трифоныч.

Батюшка, неизвестно с чего, вдруг распростирает руки, как будто хочетобнять необъятное.

– Ну да! Это надо сказать правду, что хорошее! нужно только рукиприложить! – продолжает Кондратий Трифоныч, – вот я с будущего года молоков Москву возить стану!

– Экипажцы, стало быть, такие сделаете?

– Ну да! Положим, например, что корова дает… ну, хоть ведро в день!

Батюшка крякает и откидывается назад.

– Ну да… ну, хоть ведро в день! положим, хоть по восьми гривен заведро… сколько это будет?

Кондратий Трифоныч задумывается и в рассеянности выпивает третьюрюмку. Батюшка съедает грибок.

– Одного торфу сколько у меня! – вдруг восклицает Кондратий Трифоныч.

– Стало быть, торфом торговать будете? – спрашивает батюшка и, приложив руку к сердцу (дабы не распахнулась ряска), крадется к столу, чтоботрезать кусочек ветчинки.

– Всем буду торговать! и молоком буду торговать! и торф будупродавать! и ягоды в Москву буду возить! Нонче, брат, глядеть-то нечего!нонче, брат, дворянскую-то спесь надо побоку!

– Сс… – удивляется батюшка, – стало быть, изволите находить, чтонепредосудительно?

Вместо ответа Кондратий Трифоныч выпивает четвертую и в то же времяуказывает на графин батюшке, который немедленно следует его примеру.

– А позвольте узнать, – спрашивает батюшка, – как же теперь купцы, мещане… стало быть, им возбранено будет торговать?

– А мне что за дело!

– Стало быть, этого уж не будет, чтоб всякому, то есть званию пределбыл положен?

– Не будет! а что?

– Ничего-с; конечно, по Писанию, оно не то чтоб… потому, естькупующие, есть и куплю деющие, есть возделывающие землю, есть ипоядающие…

– Ну, так что ж?

– Ничего-с… я к примеру-с…

– И кого только ты этими глупостями удивить хочешь!

Молчат.

– А то вот еще искусственным разведением рыб заняться можно! – вдругизобретает Кондратий Трифоныч.

– Сс… стало быть, всякую рыбицу у себя завести можно?

– Всякую!

– Сс… подумаешь, какую, однако, власть над собой человек взял!

– Да, брат, власть!

– Только тверди и звезд небесных еще соделать не может!

– А рыбу может всякую!

– И небезвыгодно?

– Какое, к черту безвыгодно! ты пойми, сколько в Москве стерлядь-тостоит!

– Что ж, это дело хорошее! может, и крестьяне около вас позаймутся.

Молчат. Кондратий Трифоныч слегка зевает.

– Я нонче все буду сам! лес рубить буду сам! молоко в Москву возить – сам! торф продавать – сам! – говорит он, приходя внезапно в восторг.

– Доброе, сударь, дело – отвечает батюшка.

– Нонче, брат, не то, что прежде! нет, брат, шалишь! нонче везде всесам: и посмотри сам, и свесь сам, и съезди везде сам, и опять посмотри, иопять свесь!

Кондратий Трифоныч, говоря это, суетится и тыкает руками, как будто онв самую эту минуту и смотрит, и весит, и куда-то едет.

– Это точно; и предки наши говаривали: "Свой глазок смотрок!"

– Предки-то наши только говаривали, а сами одну навозницу соблюдали!

Батюшка снисходительно улыбается. Водворяется молчание.

– Хорошо бы машину какую-нибудь выдумать! – говорит КондратийТрифоныч.

– Про какую такую машину говорить изволите?

– Ну, да какую-нибудь… чтоб и жала, и косила, и лес бы рубила, имасло бы пахтала… и везде бы один привод действовал!

– Слышно, англичане много всяких машин выдумывают!

– Сидел бы я себе дома, да делал бы, да делал бы машины, а потом вМоскву продавать возил бы.

– Вот бог англичанам на этот счет большую остроту ума дал! – настаивает батюшка.

– А нашим не дал!

– Зато наш народ благочестием и благоугодною к церкви преданностьюодарил!

– Ну, и опять тебе говорю: кого ты своими благоглупостями благоудивитьхочешь?

Батюшка окончательно конфузится и закусывает губы. Напротив того, Кондратий Трифоныч воспламеняется и постепенно входит в хозяйственныйазарт. Он объясняет, что можно налима с лещом совокупить и что из этогодолжна произойти рыба, у которой будет печенка и молоки налимьи, а тёшкалещиная; он объясняет, что примеры подобного совокупления случались и вприроде: стерлядь совокупилась с осетром, и вышла рыба шип, которую он елна обеде у губернатора.

– Не у теперешнего, – прибавляет он, – теперь у нас какой-то гордишка, аристократишко какой-то, а вот у прежнего, у генерала Слабомыслова!

Он объясняет батюшке, какую он машину выпишет: и дрова таскать будет, и пахать будет, и воду носить будет, и топить ее будет не дровами, аземлей, – все землей!

– Работников, брат, мне с этой машиной совсем не надо! – прибавляетон.

Он объясняет, каких он коров из Англии выпишет; костей у них совсемнет, а все одно мясо да молоко, все молоко, все молоко!

Он объясняет, наконец, что выстроит новую колокольню, такуюколокольню: один этаж каменный, другой деревянный, потом опять каменный иопять деревянный.

– Жертва богу угодная! – замечает батюшка, – жертва, сударь, все равночто кадило благовонное!

– А ты думал как?

– Впрочем, колокольня у нас еще постоит… вот насчет трапезы, Кондратий Трифоныч!

– Уж ты молчи! я все сделаю! и колокольню сломаю! и трапезу сломаю! явсе сломаю! – объясняет Кондратий Трифоныч.

26